Земные пути - Страница 64

Однако Гунгурд и не пытался уклониться от сокрушительного выпада. Он продолжал чертить ассегаями бессмысленные восьмёрки и даже глазом не покосил на оружие в руках Иста. Кривой меч пронзил парчовые одеяния и провалился в глубь тела, словно не встретил ни малейшего сопротивления, а просто упал в пустоту.

— Умница, — похвалил Гунгурд. — Бьёшь красиво. Жаль, что ты не успел убить старого Хийси; полагаю, это было бы поучительное и на редкость увлекательное зрелище. Но сейчас зрелище будет не менее поучительным. Надеюсь, ты уже понял, что ничего не сможешь мне сделать, ведь я сам ковал этот меч, и мне он никогда не причинит вреда. Ну а теперь — моя очередь нападать, постарайся оценить, как красиво это будет… Сначала я бью одним лезвием…

Ист резко отпрыгнул в сторону, и медное жало мелькнуло у самого его бока. Одновременно Ист успел коснуться ассегая мечом и, услышав громкий скрежет, понял, что на оружие неожиданный запрет не распространяется: лишённый возможности нападать, Ист всё же мог защищаться.

Следующий удар упал сразу с двух сторон, но Ист сумел отбить и его. К этому времени в его левой руке возникла сделанная еретичными оружейниками Норгая пистоль. Гунгурд не мог не почуять страшного холода, которым тянуло от смертельной машинки. Лицо бога исказилось, улыбка застыла злобной судорогой, мышцы на руках вздулись, и все двенадцать лезвий ударили разом.

Секунда требовалась медлительной искре, сорвавшейся с кремня, чтобы достичь пороховой затравки, доли мига нужны были Исту, чтобы уйти от секущих воздух лезвий, но ассегаям, чтобы достичь жертву, казалось, вообще не требовалось времени. Но всё же нашлось в мире нечто ещё более молниеносное, нежели удар Гунгурда. Здесь лежал тот предел, когда движение начинает терять смысл, когда исчезает непрерывность и всё свершается словно бы скачками, так что невозможно понять, как и откуда явилось то, что не позволило богу-воителю нанести удар. Ист просто увидел, что там, где только что стоял торжествующий враг, теперь возвышается нечто, не имеющее формы и вида, студенистое, дрожащее и едва ли не растекающееся зловонной лужей. Когда Гунгурд успел обратиться в подобного монстра, Ист различить не сумел.

Ист оторопело попятился, не сводя глаз со слизистого чудовища. По скользкому телу чудища пробегала дрожь, вздувались бесформенные бугры, ничуть не напоминающие конечности, медузоподобная плоть существовала самостоятельно, и оттого особенно дико было видеть маленькую человеческую головку, торчащую нелепой бородавкой среди жирных гор тошнотворной плоти. Стёртые черты невыразительного личика с крошечным вздёрнутым носиком и отвисшими губами идиота, водянистые, ничего не выражающие глазки, редкие пучки сероватых, засыпанных перхотью волос, торчащие среди себорейных проплешин. Личико было обращено в сторону Иста, но, казалось, не видело его.

Потом полуразжиженная плоть разом вскипела, наружу вырвалось широкое медное лезвие, прочертило круг, разваливая ядовитый студень, и вновь скрылось в глубине. Лишь тогда Ист понял, что это не Гунгурд превратился в неведомое чудовище, а хозяин мангровой чащобы напал на бессмертного бога и сейчас решается, кто из них выйдет победителем в молчаливой схватке.

Норгайская пистоль в руке Иста грохнула, заряд, хлестко расшвыряв жидкую грязь, ушел в землю. Как всегда, выстрел болезненно отдался во всём организме. Ист, напружинивший магические способности, не был готов к происходящему. А вот кипящая куча слизи вроде бы и не заметила, что рядом творится запретное естественное волхвование. Головёнка монстра продолжала раскачиваться на тонкой шее, удивлённо морща безволосые брови, словно катаблефа удивлялась, какая беспокойная добыча досталась ей на этот раз.

Вновь, расплескав неуязвимую плоть, выметнулись на воздух отточенные жала ассегаев. Один из них, даже не ощутив преграды, срубил крошечную головёнку, и та, не меняя идиотски-меланхолического выражения лица, покатилась по истоптанной грязи. Бесформенное тело дрогнуло, выпустив наружу несколько гибких отростков, один из них нашарил на земле собственную голову, подхватил её и приставил к первому попавшемуся месту на боку. Голова даже не приросла, а просто слилась с телом. Кровоточащий обрубок шеи свисал на сторону, но там, где прежде был лысоватый затылок, уже обозначилась новая шейка, такая же тщедушная, как и первая. Круглые, ничего не выражающие глаза остановились на Исте.

— Ты уходи, — произнесла голова бесцветным, скучным голосом.

Острая медь, сочно всхлипнув, расплескала плоть у самого основания новой шеи, но чудище, не обращая внимания на мгновенно зарастающие раны, продолжало рассматривать Иста, а неживой, лишённый модуляций голос, не прервавшись ни на миг, произносил слова:

— Этот, с железяками, он слишком сильный… Мне его никак не съесть. Он скоро вылезет обратно, поэтому ты уходи. Я бы и тебя съел, но мне мама велела тебя беречь. А я всегда слушаюсь маму. Поэтому ты уходи, пока он не вылез, а то он вылезет и дальше драться станет, а я уже устал его держать.

Ист пятился, стараясь не слышать этого голоса, но всё же слова падали на него одно за другим:

— Ты потом скажешь маме, что я вёл себя хорошо? Мама велела беречь тебя, и я не дал этому толстому тебя зарезать. Только ты не знаешь, куда она ушла? Ты не знаешь, где моя мама?

Ист бежал, не замечая, что под ногами уже не тёмная земля жаркого континента, а неведомые тропы дальних краёв. Скрипучий голосок продолжал звучать в ушах, что-то спрашивать, с тупой назойливостью дурачка.